Поствыборные задачи президента РФ в контексте трансформации мирового порядка (Часть вторая)

О новой ситуации в России, обусловленной движением мира к многополярности

Тем, кто занимается не только политическими исследованиями, но и практической геополитикой, не нужно задавать вопроса по поводу того, почему задача обеспечения «прорыва» встала перед Владимиром Путиным в полный рост только с момента начала его четвертого президентского срока. Дело в том, что до середины 2018 года, а точнее – до личной встречи президентов России и США в Хельсинки, соответствующих условий для реализации прорывных технологий в сфере не только внешней, но и внутренней политики по большому счету не существовало.

Только на встрече с Дональдом Трампом 16 июля 2018 года президенту России удалось достичь определенных договоренностей о начале согласования действий российских и американских властей на самых проблемных для двусторонних отношений направлениях внешней политики и, прежде всего, в Сирии и на Украине – в ответ на некоторые уступки РФ Госдепу в экономической (энергетической) сфере. До этого момента российское руководство не только испытывало колоссальное и системное давление со стороны некоторых ведущих западных государств и международных структур (НАТО, Евросоюза, ВТО, МВФ, ПАСЕ, ОБСЕ и других), но и пребывало в состоянии чрезвычайной геополитической зависимости и неопределенности, что ограничивало его в своих действиях. Любые решения Кремля, связанные со стремлением к развороту страны в сторону снятия тех или иных (прежде всего, финансовых) зависимостей от западных структур (я уже не говорю про выдвижение ею геополитических альтернатив «мировому гегемону»), сопровождались серьезными рисками. Здесь достаточно вспомнить, что легитимная защита Россией Крыма после прозападного и пронацистского переворота в Киеве и возникновения угрозы Черноморскому флоту РФ и русскому населению полуострова вызвала волну репрессий со стороны Запада, выражающуюся не только в объявлении России экономических санкций, но и в наступлении на неё по всем фронтам: экономическому, политическому, информационному и даже военному. Очевидно и то, что гибридная война против России была бы развязана Западом в начале нулевых годов текущего века в любом случае, и повод для этого все равно был бы найден или спровоцирован: в 2008 году – в ответ на известный путинский «демарш» на Международной конференции по безопасности в Мюнхене в феврале 2007 года) западные стратеги спровоцировали нападение грузинских военных на Южную Осетию и российских миротворцев, но это была «проба пера». С 2014 года провокации против РФ и откровенные военные операции против РФ и русских (например, на Украине, в Сирии, Армении, в странах Балтии и проч.) были поставлены на поток.

Сегодня эта неопределенность на порядок ниже – несмотря на новую волну русофобии в США в ответ на встречу Трампа с Путиным в Хельсинки. В настоящее время не только Россия, но и ряд других мировых игроков, включая страны БРИКС и администрацию Дональда Трампа, так или иначе проводят линию на формирование новой, по сути, альтерглобалистской модели «мирового порядка» – при том, что американские глобалисты (Фининтерн) утрачивают свои исключительные позиции в мире, национал-глобалисты Трампа в условном союзе с Россией и Китаем только-только разворачивают свою деятельность, а пораженные глобалистскими и антиглобалистскими вирусами европейские элиты, лишаясь безусловного военно-политического прикрытия со стороны Госдепа, вынуждены пересматривать свою позицию по отношению к Российской Федерации.

Начало становления многополярного мира взамен планетарной монопирамиды во главе с «исключительным» государством, находящимся на самом деле под пятой Федеральной резервной системы США, – это принципиально новый и набирающий силу геополитический тренд.

Ранее (http://rusnext.ru/recent_opinions/1532804892) мы говорили о том, что в условиях, когда какое-либо общество нуждается в политической и экономической модернизации (а постсоветская Россия, вне всякого сомнения, в ней нуждается), [2] наличие реального субъекта перемен и концентрация в его руках не только формальных полномочий, но также подлинной власти и воли становятся важнейшими условиями успеха модернизационных проектов и программ… [3] Мы говорили также, что с учетом названного обстоятельства поствыборную концентрацию власти в руках Владимира Путина можно только приветствовать, и что модернизации в России, увы, до сих пор не произошло, в том числе и по той причине, что Владимир Путин, возможно, не получил соответствующих полномочий от правящих в РФ олигархических структур.

Автор этих строк с сожалением констатировал, что сверхполномочия нового российского правящего (олигархического) сословия были использованы им не для развития страны во всей её цивилизационной целостности, но для консервации «демократических» завоеваний, в первую очередь, – итогов приватизации крупнейших национальных активов РФ. [4] Несколько конкретных «групп интересов» приватизировали также государственную власть и восстановили в России административную систему управления страной под себя советского типа, но в новом формате – так называемого «частно-государственного партнерства» и в ситуации ускоренного формирования в России сословно-кастового общества. Выражаясь не канцелярским, но политическим языком, в России произошло не имеющее прецедентов по своим масштабам сращивание криминального бизнеса и развращенной всевластием бюрократии.

Второе важное условие реальной модернизации страны

Итак, субъекта реальной модернизации в России до сих пор нет (его и не могло быть в ситуации, описанной выше), а значит никакого прорыва в развитии в стране не может быть по определению.

Добавлю к этому тезису утверждение, что еще одним и вторым по алгоритмике – аксиоматическим – условием потенциального прорыва России в своем развитии является наличие у субъекта модернизации (у главы государства) соответствующей долгосрочной стратегии, базирующейся на объединяющей нацию созидательной идеологии. [5]

Разумеется, любая эффективная национальная идеология имеет сложную структуру, так что политическим аналитикам следует отличать официальную идеологию (для народного большинства) от геополитической доктрины сословной элиты, рассчитанной на внешнюю аудиторию, а также от идеологии, отражающей истинные потребности и интересы правящей группы и являющейся, как правило, так называемым «скрытым знанием». [6]

Утверждение о якобы отсутствии сегодня в РФ национальной идеологии – еще один расхожий штамп современного российского политикума. В действительности в России сегодня нет всего лишь официально принятой (формальной) общенациональной идеи, понятной большинству граждан России. Реальная же идеология, отражающая подлинные интересы правящего класса, не только существует (в неявном виде), но и постоянно корректируется.

Известно, к примеру, что в позднесоветский период (полагаю, что не при Михаиле Горбачеве и даже не при Юрии Андропове, а уже при Леониде Брежневе и, частично, при Никите Хрущеве) в советских элитах сформировался четкий и системный корпоративно-номенклатурный запрос на трансформацию «коммунистической» идеологии правящей номенклатуры в «прагматическую», отражающую дрейф элит в сторону утилитарности и консъюмеризма и, следовательно, космополитичности и «демократичности» базовых мировоззренческих оснований внутрипартийных установок. Этот запрос был прикрыт первоначально такими внешнепартийными лозунгами-установками, как «разрядка международной напряженности», «разоружение» и «конвергенция двух систем», а затем – «перестройка», «строительство социализма с человеческим лицом», «демократизация», «ускорение» и «гласность».

Задача эта (смены базовых идеологем на государственном уровне), в конечном счете, была в нашей стране решена, хотя и не в том варианте, как это предполагалось в партийных структурах, поскольку основным субъектом процесса трансформации советской системы уже в конце 80-х годов – вместо Компартии и идеологического отдела ЦК КПСС – стали ведущие советские административно-олигархические кланы, бурно формирующаяся на волне либерализации режима «пятой колонны» и целый ряд зарубежных компаний, think tanks и ТНК. [7] Они же оказались в итоге основными бенефициарами названных перемен.

Перехват функции главного оператора российской антисоветской трансформации прозападными политиками и структурами (кульминационным актом этого перехвата стали события августа 1991 года в Москве; финальным актом – упразднение СССР и, следовательно, союзных структур) привела к замене, уже в «новой России», «перестроечной» компартийной квазиидеологии «управляемых перемен» откровенно антикоммунистической, а местами и русофобской политической доктриной новой компрадорской элиты, прикрываемой лозунгами-требованиями «демократических реформ». Соответственно, упразднение СССР в декабре 1991 года, а также «шоковая терапия» и ваучерная приватизация Гайдара-Чубайса (1992-1994 гг.) имели мало общего с собственно демократизацией российского общества, докатившегося до развязывания войны в Чечне в конце 1994 года, олигархической «семибанкирщины» в 1995-1998 гг. и дефолта российской экономики в 1998 году.

К концу 1998 года задачи осуществления в СССР-РФ антисоветского, пролиберального и прозападного государственного переворота были в основном решены, после чего в правящем классе РФ оформился запрос на новое идеологическое прикрытие – на обоснование удержания в руках новой элиты приобретенных (часто не законно или не совсем законно) активов, включая государственную власть. Отсюда и назначение преемником Бориса Ельцина Владимира Путина – представителя одной из силовых структур, призванных сыграть охранительную функцию в период перехода страны от «либеральных реформ» к политике стабилизации политической ситуации в государстве и закрепления в нем новой, сословной социальной структуры.

Но, как говорится, «что-то пошло не так»: Владимир Путин оказался не тем политиком, которого видели в нем Борис Березовский, Михаил Ходорковский, Владимир Гусинский, а также их бизнес-партнеры и зарубежные кураторы (…)

Запрос новой российской элиты на сохранение и преумножение своих «завоеваний» стал основанием для заказа ею разработки полуофициальной (не обязательно закрепленной де-юре, но как бы общепризнанной де-факто) идеологии консервативно-охранительного типа.

Первой версией такой идеологии стали конструкция так называемой «суверенной демократии» и тезис о необходимости достижения российским обществом некоего «либерально-консервативного консенсуса» в элитах. Разумеется, такая откровенно проолигархическая версия государственной идеологии не была поддержана в обществе, поскольку одновременно с вбросом в российские СМИ названных выше идеологем власть приступила к административно-силовой реализации политики «монетизации льгот» (сворачивания объема мер государственной поддержки населения), выталкивая тем самым из числа участников ключевых политических согласований народное большинство. Отсюда и постепенный рост протестных настроений в России после 2005-го года, вылившийся в 2011-2012 гг. в массовые антиправительственные акции в самых разных городах России, которые естественным образом оседлали (в интересах олигархической системы) прозападные политики-популисты и так называемый столичный «креативный класс».

Власти ответили на многотысячные митинги в Москве, «Марш миллионов», «Оккупай Абай» и другие массовые акции протеста «мягкими репрессиями»: задержаниями, уголовными делами и выборочными посадками «стрелочников» по 212 и 318 статьям Уголовного кодекса РФ – при том, что ни один известный либерал (суть сторонник монетизации) не пострадал.

После того как низовой протест (левых и патриотов) в России был подавлен, во власти помимо традиционной для сторонников «либерально-консервативного консенсуса» ориентации на ужесточение политики по отношению к несогласным оформился также альтернативный тренд – на более внимательное отношение чиновников к нуждам населения. Думаю, не надо объяснять, что до сих пор первый подход превалирует в деятельности правительства РФ и партии «Единой Россия», а второй – в решениях президента Российской Федерации и ОНФ.

Владимир Путин как субъект модернизации России и его враги

Сегодня можно с уверенностью утверждать, что чиновники и кремлевские горе-идеологи периода нулевых годов 21 века подставили новый правящий класс, подсунув ему курс на конфронтацию с населением страны. Этот класс объективно нуждался не столько в либерально-консервативном консенсусе, сколько в установлении доверительных (в идеале – солидарных) коммуникаций с народным большинством, и не столько в репрессивных мерах по отношению к право-левой оппозиции, сколько в формировании как бы консервативной версии обоснования неизбежности, важности и позитивности идеи «капитализма с человеческим лицом».

Нужно было не просто научить молодежь любить Путина и хотеть попасть в Кремль и Газпром: важно было привить всем поколениям страны чувство любви к Родине как таковой плюс какого-никакого уважения к сформировавшейся в России политической системе. Увы, в российских элитах не нашлось ни одной группы, которая бы поставила перед собой такой масштабной задачи хотя бы в интересах системы – все преследовали только свои личные или узкокорпоративные интересы. Вот почему Владимир Путин не принял навязываемые ему примитивные «либерально-консервативные» (читай – проолигархические) схемы в духе не-путинского, а местами и антипутинского «Плана Путина» от «идеологов» вроде Вячеслава Суркова и «политологов» вроде Глеба Павловского, подготовивших российское общество к расколу. И вот почему после десятилетия бесплодных попыток «застолбить» в России узкокорпоративную монетаристскую идеологическую модель «периферийного» типа, в стране началось оформление и укрепление принципиально иного тренда: переориентации правящего класса с идеологем «либеральных реформ» и «открытого общества» на идеологемы «патриотизма» и «суверенного развития». [8]

Отмечу, что основная заслуга началу такой переориентации принадлежит президенту России Владимиру Путину.

Еще в начале нулевых гг. глава РФ четко уловил взаимосвязь и динамику двух глобальных политических трендов начала 21 века: во-первых, нарастающего давления на Россию западных стран и ТНК (отсюда – упомянутое выше программное выступление главы РФ в Мюнхене в 2007 году), а во-вторых, формирования новой ситуации в самом российском обществе в связи с ростом в стране социальной напряженности, нарастания патриотических настроений и ожидания, таким образом, предложения властью новой общенациональной повестки дня.

В сентябре 2013 года, в интервью российскому «Первому каналу» и агентству «Ассошиэйтед Пресс» Владимир Путин идентифицировал себя как «прагматика с консервативным уклоном», тем самым сформировав заказ правящего класса на формирование в обществе – в качестве официальной идеологии – консервативного варианта патриотической идеи.

Запрос правящей элиты на идеологию «консерватизма» абсолютно логичен и органичен. [9] Однако же запрос этот касается не только мировоззренческих аспектов, но также и модели государственного устройства. Очевидно ведь, что если для идеологии «либеральных реформ» характерна модель «демократической республики» с её «балансом властей», как бы свободой прессы и собраний, политическим плюрализмом, парламентаризмом и олигархическим беспределом, то для консервативно-охранительной модели свойственны принципиально иные приоритеты и, в первую очередь, доминирование государственных (бюрократических) интересов над интересами общества и бизнеса со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В принципе, консерватизмы бывают самыми разными. В случае с Россией консерватизм может быть постсоветским, имперским, прозападным неоконсервативным, религиозно-фундаменталистским, традиционалистским, модернизационно-технократическим и проч. К сожалению, из всех разновидностей  консервативного пути значительная часть российского правящего класса, похоже, склоняется пусть и не к самому худшему, но очевидно далеко не идеальному и весьма архаичному варианту – введению в РФ института конституционной монархии.

Сегодня ряд «групп влияния» в российской власти вышли в своих решениях и действиях за пределы традиционных политических дискурсов, связанных с противостоянием «левых» и «правых» или же «белых» и «красных». (Иногда проще кардинально сменить политическую парадигму, чем распутывать тугой узел сложившихся в обществе противоречий). То есть Кремль или отдельные его не самые последние башни, похоже, решили пойти по самому простому пути и не выдумывать какой-то новой и, как им кажется, сложной идеологии, которая была бы по своему содержанию вроде как и антисоветской (чтобы понравиться Западу) и в то же время как бы прорусской и пророссийской (чтобы она понравилась гражданам России – отсюда и цитирование в выступлениях первых лиц высказываний Петра Столыпина, Ивана Ильина, Серафима Саровского, etc.) плюс совмещала бы в себе и запрос элит на охранительство, и запрос масс на обеспечение роста в стране уровня жизни населения.

Ведущие российские «группы влияния» решили взять на вооружение хорошо известную имперскую «патриотическую» триаду – «самодержавие-православие-народность» и преобразовать её, если называть вещи своими именами, в «монархию-квазиправославие-псевдонародность».

Понятно, что приставки «квази» и «псевдо» появились здесь в силу описанной мной выше сложной структуры используемой правящим классом идеологической доктрины, когда за привлекательной для масс риторикой, как правило, скрывается корпоративный и меркантильный интерес элит. В этом смысле монархия – весьма привлекательная для элит сущность, в то время как ориентация на православие в данном случае призвана скрыть курс власти на формирование в России сословного общества и соответствующих институций смирения неэлитного большинства, ну а как бы «народный» характер нового государственного устройства призван смягчить предлагаемый абсолютизм власти декорацией наличия в обществе «демократических» институтов как «органов народовластия».

Отсюда и особая любовь нынешней российской власти к Александру Солженицыну, и установка памятных досок Маннергейму и Колчаку в Санкт-Петербурге, и демонстративная поддержка в России представителей Императорского дома Романовых, и поддержка конкретными башнями Кремля новой политической организации «Союз двуглавого орла» и появление новых эпатажных политиков вроде Натальи Поклонской, и «братания» некоторых православных иерархов с Ватиканом, и попытки реабилитировать «власовщину», и продвижение в России Ельцин-центров, и много чего ещё из того, что уже в текущем 2018 году начинает складываться пазлами в одну большую и довольно пеструю и мутную картину планируемого монархического реванша.

До 16 июля 2018 года монархический тренд в РФ считался откровенно маргинальным, но после того как на столетие со дня убийства царской семьи в Екатеринбурге 20-ти километровым крестным ходом при участии многих известных политиков РФ и церковных иерархов прошли более ста тысяч (!) человек, тренд этот вышел в лидеры политического процесса в нашем Отечестве.

Почему конституционная монархия кажется некоторым представителям правящего в России класса наиболее подходящим  способом устройства государственной власти?

Во-первых, эта модель государственного устройства решает проблему преемственности власти в РФ путем учреждения новой правящей династии узким кругом лиц, минимизируя шансы прихода к власти после Владимира Путина представителя какой-то альтернативной корпорации или же народного большинства.

Во-вторых, монархия призвана и реально может легитимировать сложившееся в РФ новое сословно-кастовое общество, что является вожделенной мечтой нынешних российских элит.

В-третьих, «монархическая Россия» надеется войти в семью королевских семей Европы в какой-то конкретной позиции (ну, например, в качестве «младших родственников» Виндзоров) – и это рассматривается многими российскими монархистами как удобный, эффективный и вполне естественный способ встраивания России в «мировое сообщество», то бишь в Западный мир.

Правящие в России элиты наверняка имеют в своем распоряжении и другие аргументы в пользу учреждения в России новой (не романовской) царской династии. Однако есть в названном плане одна большая заковыка, которая может обнулить планы российских монархистов: российские национально-ориентированные элиты (опирающиеся на силовиков и РПЦ) хотят избрать на царство в РФ управляемого ИМИ монарха, в то время как известные зарубежные «группы влияния» (опирающиеся на российских компрадоров и прорвавшихся во власть власовцев) нацелены на воцарение в России своего представителя-марионетку. И компромисс между этими двумя группами вряд ли возможен, а если и возможен, то ценой серьезных уступок российского правящего класса западным «партнерам».

Помимо прочего промонархическая трансформация государственного устройства России наверняка вступит (и уже вступает) в неизбежное противоречие с задачами динамичного и суверенного развития страны. Стремление российских элит к консервации в РФ нынешнего состояния при архаизации политической системы государства если не убивает на корню национальный потенциал развития, то существенно минимизирует его, а также соответствующим образом деформирует всю кадровую политику государства. [10]

Курс на внедрение в России монархической модели управления государством уже сегодня блокирует усилия президента России по организации прорывов в экономике и других сферах общества.

Ключевое противоречие между двумя группами российских элит

Еще одна проблема, которая возникает в случае усиления в России монархического тренда, – это неизбежность полного исключения из российского политикума постсоветского сегмента, что при нынешней ориентации на советские ценности миллионов россиян (до 60 % населения, если верить социологическим опросам) невозможно без серьезных потрясений. Подобную перспективу прекрасно понимает любой ответственный политик, к категории которых относится и президент РФ. Увы, в нынешней сверхиерархичной корпорации власти ответственность за все, что происходит в России, несет только глава государства – все остальные политики и чиновники безответственны по отношению к закону и народу, так как зависят только от того, кто их назначил на соответствующий пост.

Сегодня мы видим, как расстояние между главой государства, объективно призванным обеспечить «прорыв» России (что возможно только при опоре на народные массы), и правящими в РФ олигархическими группами, заинтересованными в решении своих утилитарных задач, нарастает день ото дня.

Президентские выборы, состоявшиеся в марте 2018 года, были заявлены, как предмодернизационные: Владимир Путин обещал избирателям «прорыв», как минимум, в экономической сфере. [11] Чего, к сожалению, пока не происходит. Происходит, судя по последним инициативам правительства, например, по содержанию предложенной им «пенсионной реформы» и характеру некоторых дополнительных мер по сбору налогов, обратное: рост объема деструктивных решений на всех уровнях государственного и муниципального управления, что, как я полагаю, связано с почти полной идеологической, мировоззренческой и ценностной дезориентацией правящего класса. [12]

Да, далеко не все представители российской элиты выстроены под грядущий монархизм (образ будущей России внутри правящего класса весьма причудлив и противоречив), однако те олигархические группы, что сориентированы на уступки Западу в обмен на исключение их представителей из санкционных списков, уже через месяц после инаугурации президента начали наступление на главу государства. В частности, так называемая «пенсионная реформа» правительства РФ, запущенная 14 июня 2018 года, по факту стала одной из ключевых атак на президентский замысел обеспечения «прорыва» и его курс на «суверенизацию» России.

С моей точки зрения, существующее сегодня во власти основное «диалектическое» противоречие между двумя ключевыми макрогруппами – сторонниками «прорыва» России и сторонниками жесткого охранительства – рано или поздно будет разрешено … путем уничтожения (снятия) одной из сторон противоречия. Либо Владимир Путин уступит место такому представителю правящего класса, который окончательно свернет любые пронациональные тренды и встроит Россию в качестве периферии в Западный или иной, более конкурентоспособный, чем РФ мир в качестве «новой империи» (возможно в границах 16-17 века) или же «демократической республики» (возможно в еще более узких границах), либо глава государства сформирует новое правительство, способное если и не приступить к реализации стратегии прорыва, то, по меньшей мере,  продолжить движение страны в направлении достижения ею национального суверенитета, каким бы (опять таки монархическим, премьерским и т.п.) не было его оформление.

Вариант затягивания балансирования лидера между двумя группами российских элит как между двумя сторонами названного противоречия, чреват накоплением в стране разрушительных процессов, следствием чего может стать обрушение государства по аналогии с тем, как это произошло в начале прошлого века с Российской империей, а в конце прошлого века с СССР. Так что различные заявления со стороны русофобов о том, что «РФ вот-вот распадется», объясняется не только мечтами и грезами наших противников, но и, не исключено, ощущением того, что в современной России имеются реальные предпосылки для этого развала.

Необходимость принципиальной смены правящей элиты диктуется Владимиру Путину и целым рядом внешних обстоятельств. В первую очередь, тем объективным обстоятельством, что олицетворяемый Дональдом Трампом национал-глобалистский тренд в развитии планетарной экономики требует перехода мира на так называемую цивилизационную модель его устройства. Границы трансрегиональных цивилизаций (российской цивилизации в том числе – как одного из 5-6 полюсов нового многополярного мира) должны будут совпасть с границами ведущих экономических союзов и валютных зон. В этом случае исключительная роль ФРС и американских демократов (Фининтерна), а также их партнеров в Российской Федерации (Алексей Кудрин и К), должны быть существенно ограничены.

Формирование (в основном) контуров нового многополярного мира должно завершиться предположительно в 2024-2025 гг. – к окончанию сроков правления Владимира Путина в России, а Дональда Трампа – в США.

К этому времени в нашей стране должны быть решены основные задачи, связанные с созданием в РФ объективных и субъективных условий для реализации в ней стратегии модернизационного развития. Навязываемая же России альтернатива – консервация в ней политического и экономического состояния (да еще и в монархическом формате) – станет серьезной предпосылкой к формированию в стране центробежных сил как факторов её дальнейшей «деимпериализации» и дезинтеграции посредством выхода из состава РФ тех или иных республик.

О том, как избежать деградации и распада страны и перейти от банального удержания «демократических» завоеваний к реальному прорыву России, мы поговорим в следующей статье.

———————————-

1. См. Часть первую этого текста – статью «Запрос российской элиты на консерватизм блокировал развитие страны». // Информационно-коммуникационный порта Института ЕАЭС. – Эл. доступ: http://i-eeu.ru/category/news/zapros-rossijskix-elit-na-konservatizm-blokiroval-razvitie-strany/
2. О необходимости осуществления в РФ экономической модернизации заявил президент России Владимир Путин в одном из своих поствыборных выступлений. Так, в ходе Санкт-Петербургского Экономического форума 25 мая 2018 года он отметил, что для осуществления прорыва «нам предстоит продолжить модернизацию экономикии создание современных рабочих мест, обеспечить рост доходов граждан, сделать отечественное здравоохранение и образование одними из лучших в мире». (См. О чем рассказал Владимир Путин на пленарном заседании ПМЭФ. // Российская газета, 25.05.2018. – Эл. доступ: https://rg.ru/2018/05/25/o-chem-rasskazal-vladimir-putin-na-plenarnom-zasedanii-pmef.html
3. Об условиях модернизации и её объективных законах см.: Лепехин В.А. Законы модернизации. – М., Новости, 2010, 248 С.
4. Нет никаких сомнений, что так называемая «приватизация» в России по существу была грабительской, поскольку были приватизированы наиболее прибыльные отрасли и предприятия страны, в то время как убыточные предприятия и их долги достались государству, то есть населению страны. При этом цена приватизируемых активов в большинство случаев была заниженной, собственниками стали в основном иностранные граждане, а государство не только не стремилось сохранить неприватизированное имущество, но во многих случаях попросту сбрасывало их со своего баланса. Не случайно поэтому в РФ прекратили свое существование тысячи предприятий и даже некоторые отрасли, а ВВП с 1990 года по 1999 год сократился с 517 млрд. долларов США до 196 млрд.
5. Лепехин В.А. Обретение идеологии. Методология поиска. // Серия «Философия развития». – М: ООО «Буки-Веди», 2015, 204 С.
6. См. Лепехин В.А. Идеология как тайное знание. – РИА-новости, 26.03.2015. – Эл. доступ: https://ria.ru/zinoviev_club/20150326/1054601322.html
7. Процесс формирования этих кланов, который начался в СССР в 60-е годы прошлого века, подробно описан автором еще в 1994-1999 гг. См. Лепехин В.А. Лоббизм. – М., «Рос. юрид. изд. дом, 1995. 113 с.

См. также:

Лепехин В.А. Общественно-политические процессы в среде предпринимателей. – М.: 1994. С. 38;

Лепехин В.А. Группы интересов как основной субъект современной российской политической системы. / / Формирование партийно-политической системы в России. Московский центр Карнеги. Москва. 1998.

Лепехин В.А. От административно-политической диктатуры к финансовой олигархии. // Общественные науки и современность, № 1, 1999, С 66-82.

8. Впервые о том, что именно патриотизмдолжен стать объединяющей идеологией России, Владимир Путин заявил еще в июле 2003 года на совещании по проблемам развития малых городов в Старой Ладоге. (см. РИА-новости, 17.07.2003. – Эл. доступ: https://ria.ru/politics/20030717/408317.html) И впоследствии президент России неоднократно говорил о необходимости продвижения в РФ идеологии патриотизма в самых разных аудиториях. Но в чиновных кабинетах его не слышали и продолжали выдумывать различные «реформистские» концепты и интересах олигархических структур.
9. Лепехин В.А. Запрос российских элит на консерватизм блокировал развитие страны. // Руснекст, 28.07.2018. – Эл. доступ: http://rusnext.ru/recent_opinions/1532804892
10. Бельский, В.Ю., Лепехин В.А. Цивилизационное развитие России и новая стратегия государственной кадровой политики / В.Ю. Бельский, В.А. Лепехин // Вестник Московского университета МВД России. – 2012. – № 11. – С. 12-15;
11. См. О чем рассказал Владимир Путин на пленарном заседании ПМЭФ. //Российская газета, 25.05.2018. – Эл. доступ: https://rg.ru/2018/05/25/o-chem-rasskazal-vladimir-putin-na-plenarnom-zasedanii-pmef.html
12. О том, что такое «идеологическая дезориентация» российского правящего класса, а также о том, почему и как она происходит, мы поговорим в следующей, третьей части нашей работы.